Они шли кратчайшим путем, через падающие лестницами переулки, к порту, вблизи которого находился «Хобот». Вывеска, загнутая над входом с угла по обе стороны фасада, изображала голову слона; в поднятом хоботе торчал рог изобилия. За первой, большой, комнатой, пахнущей, как рынок в сырой день, и ярко освещенной, где металось множество жалких или бесчеловечных лиц, объединенных подобием общего крикливого возбуждения, находилась комната поменьше. Тиррей увидел человека в грязной белой рубашке, с постным лицом и толстой нижней губой; его влажные глаза, поставленные за треугольники подглазных мешков, светились пьяным смехом.
Франк Давенант направился к этому человеку, который, почесав шею, молча осмотрел Тиррея с ног до головы и сказал:
– Что, Франк, разыскали сыночка? Вот это он самый? Трагедия отцов и детей! Судя по его костюму, ты будешь спать сегодня в кровати с балдахином!
– Не дурачьтесь, Гемас, – ответил бывший адвокат, садясь на табурет у стола и оглаживая лицо рукой. – Присядь, Тири. Итак, ты угощаешь меня? Угости заодно Гемаса. Он – замечательный человек, Тири, некогда он задавал тон.
– Бывали деньки! – сказал Гемас. – Христина! Появилась служанка, считая в руке деньги. Она рассеянно взглянула, увидев три пальца Франка, поднятые вверх, и, кивнув, принесла три фаянсовые кружки белого вина, после чего Франк потребовал две порции котлет, а Тиррей отказался есть.
– Выпьешь, Тири? – обратился отец к сыну. Туман отчаяния так стеснил дыхание Давенанта, что, захотев вина, он кивнул и сразу выпил полкружки.
Франк пристально посмотрел на него, но, убедясь, что в поступке сына не кроется ни вспышки, ни выходки, взглянул с усмешкой на Гемаса. Тот значительно опустил веки. Приятели усердно ломали котлеты кривыми вилками, запивая еду вызывающим изжогу дешевым вином.
Тиррей выпил еще. Стало спокойнее на душе, лишь в картинном безобразии ярко освещенного пьяного трактира тревожно проплывали красно-желтые оттенки гостиной Футроза, а хохот женщин вдали преступно напоминал о ясном смехе Элли и Рой.
– Как же ты жил, мальчик? – спросил Франк, кончив есть. – Понимаете, Гемас, все это – как встреча во сне. Рассказывай!
– Вы не очень помнили о нас, так что же спрашивать?
– О, смотри, пожалуйста… Ну, а все-таки?
– Жили, – сказал Тиррей. – Жили так и этак. Бедствовали. А что?
– Ваш сын прав, – заявил Гемас. – Сразу обо всем не переговорить. Я слышал – вам повезло? – обратился Гемас к юноше тоном игривого участия. – Вы пользуетесь покровительством влиятельных лиц?
Тиррей хотел резко ответить Гемасу, но его предупредил Франк, сказав:
– Не торопитесь, Гемас. Я сам. Тири, хочешь ты мне помочь?
– Говорите, – сказал Тиррей. – Я не знаю, о чем вы думаете.
– Милый, это так просто. Поговори обо мне с Футрозом. Скажи, что вот неожиданно нашелся твой отец, раздетый, разутый… Ты потрясен. Ну, короче говоря, сказать ты сумеешь. Отец, скажи, был конторщиком на чайных плантациях, заболел, полтора года пролежал в больнице и обнищал. Мы это разработаем подробнее. В таком случае. –
– Напрасно надеетесь, – перебил Тиррей. – Я никогда не сделаю этого. Я не могу.
– П-сс! – удивленно отозвался Гемас.
– Как это – «не могу»? – сказал Франк. – Почему не можешь?
Тиррей, хмурясь, молчал, смотря вниз.
– Ты не хочешь, – вздохнул Франк, – не хочешь из-за дурацкого твоего упрямства. Послушай, ведь тебе не нанося вреда, наоборот, ты выиграешь, являясь заботливым сыном. Да я клянусь тебе, что Футроз сам захочет меня увидеть, когда ты сообщишь ему о таком происшествии!
– Не знаю, – с трудом ответил Тиррей. – Говорите что хотите. Я не скажу ничего Футрозу, я лучше умру. Не заставляйте меня сказать вам что-нибудь еще, вам будет нехорошо.
– Так вот как … – медленно сказал Франк. – Неужели ты не понимаешь, что твой удачный случай послан судьбой для меня, а не для тебя?
– Вы слышали мой ответ. Ничего не поможет. Гемас с презрением осмотрел Тиррея и помахал кружкой. Служанка наполнила опять все кружки, и Франк залпом выпил свою, держа ее трясущейся от гнева рукой.
– Ну хорошо, – заявил он, посасывая усы. – В таком случае я сам отправлюсь к Футрозу.
– Хорошо, что вы это мне сказали, – твердо произнес Тиррей, и его полные слез глаза ответили испытующему, прищуренному взгляду отца таким отчаянным вызовом, что Франк сунул руки в карманы и откачнулся на стуле с бесшабашным видом, сказав:
– Ну-ка, заплачь в самом деле, чувствительный идиот.
– Если вы пойдете к Футрозу, – продолжал Тиррей, – то я предупрежу вас. Я скажу, чтобы вас не принимали. Я расскажу о встрече на Лунном бульваре и о том, кто вы теперь.
Наступило молчание. Гемас, ухмыляясь, водил по столу пальцем в лужице пролитого вина, а Франк Давенант задумчиво набивал трубку, иногда внезапно взглядывая на сына, который в свою очередь рассматривал его так, как смотрят на упавшую и разбитую вещь.
– Кто же это – «я», да еще «теперь»? – иронически спросил Франк.
– По-видимому, вы – преступник, – не задумываясь, ответил Тиррей. – Не ошибусь, если скажу, что вы сидели в тюрьме. Я все понял.
– Договорились! – сказал Гемас. Франк медленно поднял брови; скорбная и коварная улыбка перекосила его изменившееся лицо.
– Тири, я виноват, – произнес он с торжественным выражением. – Я забыл разницу наших жизненных опытов. Бог с тобой. Завтра утром я к тебе загляну.
– Не приходите ко мне. Где-нибудь в другом месте.