Том 6. Дорога никуда. Автобиографическая повесть - Страница 18


К оглавлению

18

– Не смотрите на меня, – сказала Рой. – И не смешите.

Это относилось к Гонзаку, который послушно отвернулся. Роэна целилась долго, но в момент выстрела дуло слегка трепетало. Каждый раз, начав прицеливаться, она мягко отводила рукой волосы со лба и, выставив вперед подбородок, пристраивалась щекой к ложу особым, ей лишь свойственным, интимным движением.

Подсчет очков произвел Давенант, считая явно пристрастно, так как одно отверстие на линии 250–125 объявил за 250, чем удивил и насмешил девушку.

– Вы очень добры, Давенант, – сказала она, – только мне это не нужно. Скиньте-ка сто двадцать пять.

Оказалось, после придирчивой проверки Элли и Тор-тона, что Рой настреляла пятьсот пятьдесят.

– О, неплохо! – сказал Футроз. – Тем более, что в прошлый раз бедняга успокоилась на ста пятидесяти.

– То-то! – вскричала Рой, кружась и помахивая ружьецом. – Кому страдать? Тортон, вам.

– «При всеобщем глубоком молчании, – сказал Гонзак, – атласский стрелок вогнал пулями гвоздь на расстоянии пятисот метров».

– Хорошо смеется последний, – ответил Тортон. Он взял ружьецо в левую руку и, вскинув его, как пистолет, то есть не прикладывая к плечу, выстрелил с вытянутой руки.

– На круге с цифрой 500, – заявил он, всмотревшись, затем выстрелил с правой руки.

– Только две руки, – пытался пошутить Гонзак, которому стало завидно.

– Нам хватит. Ха-ха!

Беря поочередно ружьецо правой и левой рукой, Тортон швырнул свои пульки в мишень и раскланялся на все стороны, как актер у рампы.

– Какова наглость! – сказала Титания.

– Вы, Титания, должны перечеркнуть мои попадания, – строго заявил Тортон, – так как высмеивали меня, пока я наблюдал ваши горделивые упражнения.

Закусив губу, Титания взяла карандаш и пошла к мишени.

Тортон выбил девятьсот двадцать очков, не попав в центр, и все ахнули; но обнаружился заговор.

– Это случайно, – сказала Рой, с состраданием смотря на опешившего стрелка, – это не более, как счастливая случайность.

– Понятно, случайность, – поддержал Гонзак.

– Дикий, нелепый случай! – ввернула Титания Альсервей. Футроз смеялся.

– Папа, отчего ты смеешься? – спросила Элли, втянув щеки и рассматривая Тортона унылыми большими глазами. – Тортон ошибся. Он не хотел попасть. Правда ведь, вы не хотели этого?

– А ну вас! – яростно вскричал Тортон. – Девятьсот двадцать. Чего же еще?

– Но не полторы тысячи, – заметила Титания.

– Тортон, не огорчайтесь, – утешила его Рой, – в следующий раз вы попадете по-настоящему, добровольно.

– О мелкие, завистливые душонки! – взревел Тортон. Его подразнили еще и оставили в покое.

– Факт тот, что я получу приз, – объявил он и уселся с торжеством на диване.

Следующим выступил Гонзак. Он стрелял, сардонически улыбаясь, скверно попадал и был так пристрастен к себе, что его триста очков пришлось пересчитывать несколько раз. Вдобавок он уверял, что ему подсунули патроны с наполовину отсыпанным порохом.

– Давенант, вам, – сказал Футроз. – Боюсь, что после Тортона вы в безнадежном положении, как и я.

Давенант увидел черные глаза Рой, стесненно взглянувшей на его замкнутое лицо.

– Давенант! Пожалуйста, Давенант! – закричала Элли.

– Что вы хотите? – спросил он, улыбаясь в тумане, где блестели направленные на него глаза всех.

– О Давенант! Я хочу… – Элли зажала рукой рот, а другой рукой тронула завернутое в газету. – Будьте только спокойны!

– Будьте, будьте спокойны! – крикнули остальные.

– Я не знал, что судьи пристрастны! – сказал Тортон.

– Судьи как судьи, – заметил Гонзак. – А еще говорят, что женщины должны занимать судейские должности.

– Тише! – сказала Рой.

Став на место, Давенант так взволновался, что у него начали трястись руки. «Неужели я хочу быть первым?» – подумал он, сам удивляясь, как страстно стремится получить таинственный приз. Он видел, что его напряжение передалось всем. Пылким волнением своим он невольно заставлял ожидать странных вещей и должен был оправдать ожидание. Он испугался, замер и начал прицеливаться. Едва он начал брать прицел и увидел за острием мушки черные круги, напоминающие поперечный разрез луковицы, как испуг исчез, а мишень начала приближаться, пока не очутилась как бы на самом конце дула, которое упиралось в нее. Он подвел мушку к нижней черте центральной точки и увидел, что ошибается. Свойства ружья были в его душе. Он видел мушку и цель так отчетливо, как если бы они были соединены с его пальцами. Почувствовав, что ошибся, Давенант увел мушку к левой черте центральной точки и снова ошибся, так как теперь пулька должна была пробить круг с цифрой 500. Он не знал, почему знает, но это было именно так, не иначе. Тогда, заведя мушку на правый край точки, немного ниже ее центра, а не в уровень с ним, и не чувствуя более сомнений в руке, палец которой прижимал спуск, Давенант, сам внутренне полетев в цель, спустил курок и увидел, что попал в центр, так как на нем блеснуло отверстие. Ничего не видя, как только отверстие, охваченный холодным, как сверкающий лед, восторгом и в совершенной уверенности, делающейся мучительной, как при чуде, Давенант выпустил остальные пули одна за другой, ловя лишь то сечение момента, в котором слышалось «так», и, ничего не сознавая, пошел к мишени, дыша, как после схватки, с внезапным сердцебиением.

– Ура! – вскричала Рой, первая подбежав к мишени, и, оборотясь к Давенанту, схватила его за плечи, толкая смотреть. – Видите, что вы наделали?

18